— Там было, наверное, тонн пятьдесят взрывчатых веществ, — пробормотал Тераи. — Однако пора идти, дело еще не закончено.
Она удержала его за руку.
— Вы будете их пытать?
— Да, если понадобится.
— Я не вынесу этих криков, Тераи! У меня не такие стальные нервы, как у вас…
— Шика постелит вам в подвальной комнате в другом крыле дома. Там вы ничего не услышите!
— Но я все равно буду знать, что в это время…
Он оборвал ее яростным взмахом руки.
— Думаете, мне это приятно? Надо было вас захватить с собой для наглядного урока. Вы бы тогда увидели, что скрывается за пышными декорациями в доме вашего папеньки, за всеми этими приемами и балами, на которых вы танцевали, расточая улыбки, за всей вашей роскошной и безмятежной жизнью! О, наверное, испытываешь сладостное чувство могущества, когда одним росчерком пера определяешь судьбу планеты, решаешь отдать на разграбление целый мир, и тем хуже для обитателей, если таковые на нем существуют! Но сейчас вы не в Нью-Йорке и не в Сан-Франциско, в одном из кабинетов всемогущего Гендерсона. Вы на Эльдорадо в доме Тераи-дикаря, там, где истекают кровью, страдают, умирают, пытают! Как хотел бы я, чтобы на вашем месте был ваш отец, мисс Гендерсон! А поэтому оставайтесь здесь или убирайтесь в подвал — мне сейчас не до вас!
Масляная лампа слабо освещала сводчатую комнату. Стелла сидела на деревянном ложе, и ей казалось, что она вернулась в далекое прошлое Земли, в одну из тех жестоких и трагичных эпох, о которых рассказывают древние варварские предания. Колеблющийся свет выделял неровности на каменных стенах, оставляя дальние углы в густой тени. Тонкое лицо Шики казалось бронзовой скульптурой. Стелла напряженно прислушивалась, но сюда не доносилось ни звука.
— Поспите, госпожа, вы устали!
— Не могу, Шика. Там пытают людей.
Девушка искренне удивилась:
— А разве на Земле этого не делают? Как же вы узнаете замыслы врагов?
— У нас есть другие способы, которые, не причиняют боли. Поэтому мы считаем дикарями тех, кто способен мучить других людей.
Шика задумалась.
— Значит, вам неприятно, что господин, по-вашему, ведет себя, словно дикарь? — наконец спросила она тихонько.
— Да, пожалуй.
— Вы любите господина?
— Что ты выдумываешь! Просто он тоже землянин, и меня касается все, что он делает.
— Почему?
— Потому что… Не знаю, только лучше бы Тераи обошелся без этого!
— Вы его любите, госпожа, и стараетесь оправдать. Но он в этом не нуждается. Он делает то, что нужно для блага нас всех.
— Да, может быть… Я совсем запуталась! Может быть, ты права…
Дверь распахнулась, вошел Тераи. Лицо его было свирепо.
— Идемте, Стелла! Вы мне нужны, вы будете свидетельницей. Среди пленников, как я и думал, оказался землянин, скорее всего, агент ММБ.
— И вы хотите, чтобы я присутствовала, когда вы будете его допрашивать вашими способами? Я отказываюсь! Запишите его показания на пленку, если хотите, да не забудьте крики и стоны! Перед земным судом они прозвучат особенно убедительно…
Он пожал плечами.
— Магнитофонная запись ничего не даст. Ее слишком просто подделать. И прежде чем жалеть этого типа, послушайте, что он скажет! Может быть, вы измените свое мнение. А не пойдете по доброй воле, я поведу вас силой!
Тераи подхватил ее на руки. Стелла тщетно вырывалась, наугад хлеща его по лицу. Один удар пришелся прямо по повязке. Тераи вскрикнул, поставил ее на пол и повернул к себе за плечи. Взгляд его был жесток.
— Значит, мадемуазель боится крови? Той крови, которая течет из-за моих дикарских методов? Она не хочет ее видеть! Но ее не смущает кровь вчерашних и сегодняшних жертв, сотен людей, погибших в городе, детей, раздавленных под обломками домов из-за искусственного землетрясения, молодых женщин, зарезанных на алтаре, — эта кровь не в счет, потому что она ее не видела?
— Идемте, черт побери, пока я не разозлился! Может быть, я узнал бы и о вас кое-что интересное, если бы раньше допросил вас по-своему! Вперед!
Он развернул ее и грубо толкнул в спину.
— Господин! Не трогайте ее — она вас любит!
— Не суйся не в свое дело, Шика! Ты сама не знаешь, что говоришь.
В пристройке осталось только два пленника: смертельно бледные, они сидели, привязанные к тяжелым креслам с высокими спинками. Три кеноита, среди которых выделялся своим мундиром Офти-Тика, и великан ихамбэ стояли, прислонившись к стенам. Четыре масляные лампады освещали комнату, кроме того, прямо и лица пленников бил слепящий белый свет глухо гудевшего бензинового фонаря с отражателем.
— Садитесь вот сюда, не двигайтесь и молчите, — приказал Тераи.
Сам он сел справа от Стеллы. По легкому шелесту платья она поняла, что Шика последовала за ними и теперь притаилась сзади.
— Ну, с кого начнем? Вот что, Эенко, займись-ка вот ним господином. Нажми на ту самую точку, которую ты знаешь.
Высокий ихамбэ приблизился со свирепой улыбкой, долго смотрел на пленника, затем положил указательный палец в ложбинку на затылке у основания черепа и резко нажал. Человек побледнел и сжался, ожидая мучительной боли, но потом лицо выразило искреннее изумление.
— Довольно, Эенко! Я узнал то, что хотел узнать, — сказал Тераи и продолжал по-английски: — Итак, я не ошибся. Ты землянин!
— Не понимаю, — проговорил пленник на кеноитском языке.
— Довольно разыгрывать комедию, это тебе не поможет! Будь ты туземцем, ты бы завыл от боли, когда Эенко нажал на затылочный нервный узел. Ты не знал об этом анатомическом различии между нами и эльдорадцами? Весьма скверно… для тебя! А сейчас ты мне скажешь, что ты здесь делал и кто тебя сюда прислал.